Первое сентября.
Когда этот день вызывал у меня радостное волнение?
Когда - страх, неприязнь к позабытым лицам?
Когда - тихую грусть, безумную гордость и ликование от того, что я принадлежу к этому таинству, что я его неотъемлемая часть, верхушка?
Всё было...
Раз за разом, год за годом.
Сначала я смотрела на учителей и таких взрослых старшеклассников, которые вели праздничную линейку, снизу. Я была в толпе таких же маленьких человечков, как я сама, в окружении этих сильно пахнущих и лезущих в глаза букетов. Я переступала с ноги на ногу, поправляя на голове большой и неудобный бант, глядела поверх чьих-то макушек на ступеньки школы, где выстроилась вереница учителей. А что мне оставалось?) Смотреть - слышно-то было не всё: фонящие микрофоны, шепелявые голоса.
Постепенно я поднималась, отдалялась вместе со своим классом: мы отходили назад, а места на линейке, которые когда-то были нашими, занимали классы, чьи номера когда-то носили и мы.
Последние три линейки я взирала на эту пёструю цветочную толпу, выстрившуюся по ровному прямоугольнику, со ступенек школы.
Теперь на меня смотрели маленькие первоклассники, теперь я говорила им напутственные слова.
Но Первое Сентября 9-10 класса не вызывало у меня столько эмоций, сколько это.
Руки, держащие папку с текстом, дрожали.
Дрожал и голос - но не в микрофон.
Наверное, по своему опыту зная, что там, внизу, совсем ничего не слышно, я пыталась говорить "хорошо поставленным музыкальным голосом". Надеюсь, получилось хорошо.
Я смотрела вниз, на этих человечков, и улыбалась.
Мне до боли хотелось плакать, но заплакала я уже после - в кабинете, отвернувшись к окну, рядом с которым сижу, я выдавила несчастные три слезинки.
Я смотрела на них, я говорила им вроде бы стандартные для всех линеек фразы, четверостишия, которые передаются из поколения в поколение: что-то наподобие: "Остался год - и мы уйдём", "первоклассник, тебе мы школу оставляем".
И понимала, почему под конец линейки у ведущих частенько сбивался голос, почему не все фразы до нас, стоящих внизу, долетали... За исключением одной: той самой, про первый в этом году звонок.
Даже теперь, когда прошло полдня, у меня всё равно перехватывает горло.
Прозвенел звонок.
Мальчик из нашего класса, показушно улыбающийся гораздо шире той девочки, которую нёс на плече, важно прошествовал вблизи рамки учеников и родителей.
В этот момент мы, ведущие, быстренько метнулись к своим, пытаясь занять себе первоклассников, которых мы первыми поведём в школу.
Так случилось, что мои одноклассники выполняли это до жути трогательное действие уже два раза, этот - третий.
А для меня он был первым - опять же потому, что когда я освобождалась, всех детей уже разбирали!
Со страхом я пропускала устремляющихся на школьные ступени парочек и искала незанятого первоклашку.
Нашла.
Девочка, которую я повела, вцепилась в свой букет (мне поначалу пришлось держать ее то за рукав, то за шиворот) и протянула мне руку лишь тогда, когда я робко ее об этом попросила.
То ли смущалась она сильно, то ли не царское это дело - руки старшеклашкам подавать!
Мы их довели, загнали в класс и пошли в свой.
И пусть моя первоклассница была крайне неразговорчивой, пусть. Я всё равно была безумно счастлива вести ее за руку, успев про себя подумать, что ей предстоит нелегкие одиннадцать (если в закон еще какой-нибудь поправки не внесут и обучение не станет трёх- или двенадцатилетним) лет, что она тоже когда-нибудь поведет за руку маленького человечка - возможно, еще более стеснительного, чем она сама, - и, вполне вероятно, её посетят похожие на мои мысли.
Чем мне запомнился сегодняшний день?
Я много волновалась, много бегала и много смотрела.
Да, с моим зрением почти невозможно различить в большой яркой шевелящейся толпе отдельные лица, но мне, наверное, это и не было нужно.
Я смотрела на одноклассников, удивлялась, что некоторые совсем не изменились, а некоторые, напротив, очень даже.
Я смотрела в окно на счастливых родителей, на счастливых детей.
Как я разглядела, что они именно счастливые?
Не знаю.
Возможно, почувствовала, а возможно, мне просто хотелось так думать.
В любом случае, сама я была счастлива.
И сейчас, заканчивая, я улыбаюсь.
Улыбаюсь, а что-то внутри меня плачет, но плачет не горько - с какой-то тихой светлой грустью. И всё равно улыбается.